Будет вовеки с тобою!
Скажи, любезный друг, скажи твою науку,
Как пишешь ты стихи, не чувствуя в них скуку,
Как рифма под перо сама к тебе идет
И за собою сто соотчичей ведет,
Как можешь ты писать столь плавно и приятно
И слог свой возвышать высоко, но всем внятно.
Признаться, прочитав подчас твои стихи,
Браню я чистых муз, что так ко мне лихи,
Что, не внимаючи мне, бедному поэту,
Дают мои стихи на посмеянье свету!
Поверишь ли – весь день я с места не схожу
И за труды мои уродов лишь рожу.
Кряхчу над рифмою, над мерою проклятой.
Ругая Пинд и муз, весь яростью объятый.
А иногда в саду под ивою сижу
И на гору Парнас, зеваючи, гляжу,
Настрою лиру лишь и напишу: "баллада",
Взбренчу – струна вдруг хлоп – сбиваюся я с лада,
"О лира злобная!" – с досадой я кричу
И с Пинда лбом на низ без памяти лечу.
Почто я не могу быть равен с тем поэтом,
За масленицу кто одобрен целым светом,
Иль тем, кто в мир рожден, чтоб лирой нас пленять
И музою своей, как куколкой, играть;
Иль тем, Полорда кто приятно так представил,
Или Пожарского кто прозою прославил,
Кто Изяслава нам приятно так воспел,
Сердца Силистрией, Москвою нам согрел;
Кто о Европе на‹м› ‹в› журнале возвещает
Иль в роще Марьиной кто сильно так рыдает,
Иль тем, кто так весну нам красно описал,
Иль ‹…› на свете нам кто с мудрецом певал;
Иль тем, чей Алманзор, чьи Алпы и чья белка,
Теласко чей велик, как крепкий дуб иль елка.
Нет, не могу никак быть с ними наряду,
И, точно сирота, я на Парнас бреду.
Тебя, любезный друг, тебя прошу усердно,
Со мною ежели сидеть тебе не вредно,
То научи меня, как рифму к рифме шить
И оду полную стихами как набить.
Тебе желаю, милый князь,
Чтобы отныне жил счастливо,
Звездами, почестьми гордясь!
Тебе желаю, милый князь,
Видать любовь от черных глаз:
То для тебя, ей-ей, не диво.
Тебе желаю, милый князь,
Чтобы отныне жил счастливо!
30 августа 1814
Как птичка резвая, младая,
Ты под крылом любви растешь,
Мирских забот еще не зная,
Вертишься и поешь.
Но детство быстро унесется,
С ним улетит и твой покой,
И сердце у тебя забьется
Неведомой тоской.
Тщеславие тебя цветами
Прилежно будет убирать,
И много лет пред зеркалами
Придется потерять.
Здесь мода всеми помыкает,
Чернит, румянит и белит,
Веселых плакать заставляет,
Печальным петь велит.
И ты помчишься за толпою
В чертог блестящей суеты -
И истинной почтешь красою
Поддельные цветы.
Но знай, что счастие на свете
Не в жемчугах, не в кружевах
И не в богатом туалете,
А в искренних сердцах.
Цвети, Темира дорогая,
Богиней красотою будь,
В столице роскоши блистая,
Меня не позабудь!
‹1815›
Здесь фиалка на лугах
С зеленью пестреет,
В свежих Флоры волосах
На венке краснеет.
Юноша, весна пройдет,
И фиалка опадет.
Розой, дева, украшай
Груди молодые,
Другу милому венчай
Кудри золотые.
Скоро лету пролететь,
Розе скоро не алеть.
Под фиалкою журчит
Здесь ручей сребристый,
С ранним днем ее живит
Он струею чистой.
Но от солнечных лучей
Летом высохнет ручей.
Тут, за розовым кустом,
Пастушок с пастушкой,
И Амур, грозя перстом:
"Тут пастух с пастушкой!
Не пугайте! – говорит. -
Миг – и осень прилетит!"
Там фиалку, наклонясь,
Девица срывает,
Зефир, в волосы вплетясь,
Локоном играет, -
Юноша! краса летит,
Деву старость посетит.
Кто фиалку с розой пел
В радостны досуги
И всегда любить умел
Вас, мои подруги, -
Скоро молодой певец
Набредет на свой конец!
‹1815›
Еще в младые годы,
Бренча струной не в лад,
За пиндарские оды
Я музами проклят.
Подняв печально руки,
С надеждою в очах,
Познаний от науки
Я требовал в слезах.
Наука возвратила
Мне счастье и покой
И чуть не примирила
С завистливой судьбой.
Но я, неблагодарный,
(Чем тихомолком жить!)
С улыбкою коварной
Стал дщерь ее бранить.
И, взявши посох в руки,
На цыпочках, тишком
Укрылся от науки
С затейливым божком.
Амур к младой Темире
Зажег во мне всю кровь,
И я на томной лире
Пел радость и любовь.
Простился я с мечтою,
В груди простыла кровь,
А все еще струною
Бренчу кой-как любовь -
И в песнях дышит холод,
В элегиях бомбаст;
Сатиров громкий хохот
Моя на Пинде часть,
‹1815›
(Баллада)
Бородинские долины
Осребрялися луной,
Громы на холмах немели,
И вдали шатры белели
Омраченной полосой!
Быстро мчалися поляки
Вдоль лесистых берегов,
Ива листьями шептала,
И в пещерах завывала
Стая дикая волков.
Вот в развалинах деревня
На проталине лежит.
Бурные, ночлег почуя,
Гривы по ветру волнуя,
Искры сыпали с копыт.
И стучит поляк в избушку:
"Есть ли, есть ли тут жилой?"
Кто-то в окнах шевелится,
И громчей поляк стучится:
"Есть ли, есть ли тут жилой?"
– "Кто там?" – всадника спросила
Робко девица-краса. -
"Эй, пусти в избу погреться,
Буря свищет, дождик льется,
Тьмой покрыты небеса!"
– "Сжалься надо мной, служивый!
Девица ему в ответ. -
Мать моя, отец убиты,
Здесь одна я без защиты,
Страшно двери отпереть!"
– "Что красавице бояться?
Ведь поляк не людоед!
Стойла конь не искусает,
Сбруя стопку не сломает,